И оно мне нравится больше сегодняшнего.

С самого утра в этот день витает в воздухе что-то необычное. Почтальон уже приходила несколько раз, приносила телеграммы. Бабушка пекла пироги, а теперь варит большую кастрюлю супа. Потом они садятся с дедом перед телевизором вместе с внуками и смотрят московский парад. Родители ушли по магазинам - им нужно успеть купить алкоголь и колбасу, обязательно конфеты. Отец ещё не забудет прихватить свежую фотоплёнку и немного фотобумаги, ведь утром он традиционно уже напечатает свои праздничные семейные снимки.

Ритуал просмотра прямой трансляции с Красной площади заканчивается, и на столе появляется свежая скатерть. Подтягиваются гости. Как раз подъезжает родня из соседних городков. Женщины с ходу начинают накрывать. Мужчины возятся у своих машин, что-то подкручивая, по чему-то постукивая и раздавая друг другу советы. Да, это было время, когда наши старики-ветераны могли ещё в одиночку перебрать двигатель «Победы», например.

Очень скоро всех зовут за стол. В центре большая супница. Несколько не распечатанных ещё бутылок. Женщины достали для себя настойки, а мужчины пьют сегодня водку. И обязательно большие глубокие тарелки стоят на плоских, и все приборы разложены красиво, и откуда-то взялась вазочка с гвоздичками. Все начинают разливать суп, наполнять рюмки. Сначала быстрые разговоры о житье-бытье, тосты за День Победы. Чуть позже потянутся воспоминания, в основном, как жили после войны, как раскидало всех по большой стране, кто теперь и с кем. Про войну за столом почти никогда не говорили. Задумывались только иногда старики, уставившись в пустоту.

Во время чаепития за столом оставались женщины. Мужчины прятались в саду на лавочке, а порой и вовсе закрывались в гараже. Вот там-то я впервые и увидел полный водкой гранёный стакан, накрытый толстым куском хлеба. Поминали.

Заканчивался этот день чаще всего гулянием по нашей улице и проводами гостей. Но бывало и так, что всей гурьбой шли разнимать соседских ветеранов. Дядя Модест и дядя Рудольф оба были контужены на войне. Пить они не умели и часто дрались. Особенно сильно 9-го мая. Их разнимали, растаскивали по домам и сдавали жёнам. Бывало, что через полчаса они снова устраивали публичный рукопашный бой и их опять приходилось разнимать.

Вечером за ужином оставались только родственники, которым с утра нужно было возвращаться по домам. Усаживались у чёрно-белого телевизора и смотрели кино. Деды доставали припасённый на вечер коньяк и ходили на двор курить папиросы да молча вспоминать каждый о своём…

Когда дедов не стало, а я повзрослел, День Победы стал другим. Но всегда с самого утра в воздухе витало что-то необычное: мы собирались с друзьями, поминали ушедших стариков, ходили на городские мемориалы, собирались для просмотра каких-нибудь новых и старых военных фильмов.

До тех пор, пока этот праздник не начал превращаться в пафосную раздачу георгиевских ленточек, которые повязываются на антенны автомобильных радиостанций, женские сумки, вплетаются в девичьи косички и далее по списку. А с появлением «бессмертного полка», в котором журналисты не раз уже находили портреты совершенно не причастных к войне людей, воздух перестал быть «победным». Ура-патриотизм потихоньку вытравил в моём восприятии то самое, что-то необычное и пронзительное, что витало в воздухе 9 мая с самого утра много лет назад.