С подачи церкви

Идея о необходимости начать присваивать аэропортам России имена деятелей истории, науки и культуры свалилась на нас внезапно. Первым с ней выступил министр культуры Владимир Мединский. На круглом столе в Общественной палате РФ 4 октября он предложил переименовать аэропорты Кольцово и Большое Савино. По его словам, «никто не может вспомнить, как сейчас называются аэропорты в Перми и Екатеринбурге». Кто эти загадочные «никто» и зачем им нужно вспоминать, как называются аэропорты в уральских городах, — осталось без ответа. Зато Мединский сразу предложил свой вариант названия аэропорта для Перми или Екатеринбурга — имени Татищева.

Василий Татищев был видным историческим деятелем и много сделал для Урала, но едва ли он широко известен обычным людям в России или за ее пределами, чтобы «аэропорт имени Татищева» вспоминался ими легче, чем «аэропорт Кольцово» или «аэропорт Большое Савино».

Уральцы встрепенулись и начали шутить, что не могут вспомнить фамилию министра культуры и предлагали свои, часто непечатные, варианты. Однако скоро выяснилось, что все это не личная блажь Мединского: идея о переименовании исходит от митрополита Тихона Шевкунова.

По мнению влиятельного священнослужителя, у воронежского аэропорта «слишком лихое название «Бесовец». И ряд других претензий, одна субъективнее другой, например, какой смысл называть аэропорты в честь давно несуществующих деревень?

Иллюстрируя свою мысль, митрополит со столичным снобизмом перепутал Воронеж и Петрозаводск: «Бесовец» — это название аэропорта в столице Карелии, название перешло от деревни, на территории которой он построен. Международный аэропорт в Воронеже называется «Чертовицкое» — также по названию местности. Может быть, на вкус Шевкунова и Мединского эти названия и кажутся неприятными и странными, но едва ли так думают жители упомянутых городов. Для кого-то дом начинается в Домодедово, для кого-то в Чертовицком — и это как фамилия, над которой неприлично смеяться.

Еще слабее аргумент об удобстве для иностранных туристов. Во-первых, иностранцам что Пулково, что имени Пушкина, лишь бы не очень длинно в латинской транскрипции. При этом летят они в любом случае в Москву, Петербург или Челябинск, а не во Внуково, Пулково или Баландино. Кроме того, их имена и фамилии тоже могут показаться местным жителям смешными или труднозапоминаемыми, но это же не повод требовать их сменить?

Несмотря на то, что на местах инициатива Мединского и Шевкунова вызвала недоумение даже во вполне лояльной среде, механизм кампанейщины закрутился на всю мощь. Спустя считанные дни после вброса идеи под ее реализацию уже был запущен целый сайт со списком причастных организаций — Общественная палата РФ, Общество русской словесности, Русское географическое общество, Русское историческое общество и Военно-историческое общество.

Темп операции ошеломляет: с 11 по 21 октября регионы должны внести свои предложения, 22−28 октября будут составлены лонг-листы, 29 октября — 7 ноября — шорт-листы, а с 8 по 30 ноября пройдет финальное голосование и 5 декабря объявят победителя. Если считать за старт кампании первое публичное выступление Мединского, то получается очень лихо: за два месяца в 45 крупных городах России предлагается взять и поменять давно привычные названия воздушных гаваней.

Во-первых, что за спешка такая? Почему надо именно сейчас и за два месяца решить такой сложный вопрос? Во-вторых, нельзя не вернуться к главному вопросу: зачем?

Аргументы и факты

Любопытна аргументация господина Шевкунова, которая в общих чертах воспроизводится на сайте проекта. Он ссылается на некую мировую традицию называть аэропорты в честь различных деятелей ­­— например, аэропорт Баку носит имя Гейдара Алиева. Так себе пример для вдохновения, впрочем, как и все прочие, связанные с именами политиков XX века.

Между тем достаточно взглянуть на списки аэропортов мира, чтобы убедиться — никакой универсальной традиции не существует, в каждой стране традиции свои, и в России они тоже есть — называть аэропорты по имени населенных пунктов, рядом с которыми или на месте которых они расположены, или просто по названию местности.

Более того, вопреки заверениям инициаторов, именно эта традиция как раз вполне распространена по миру: аэропорт Стокгольма называется Арланда, аэропорт Хельсинки — Вантаа, аэропорт Осло — Гардермуэн, аэропорт Амстердама — Схипхол, аэропорт Мадрида — Баррахас, аэропорт Барселоны — Эль-Прат, аэропорт Вены — Швехат, ну и так далее: Гатвик, Хитроу, Шёнефельд. И даже в Париже есть не только упомянутый на сайте аэропорт имени Шарля де Голля, но еще и аэропорт Орли — имени коммуны Орли.

И эта традиция не только европейская: аэропорты Токио называются Нарита и Ханэда, Бангкока — Суварнабхуми и Донмыанг, аэропорт Шанхая — Пудун. Во всех случаях это тоже названия поселений, а не имена людей. Часто сочетаются обе традиции, и даже упомянутый на сайте кампании аэропорт Рима называется полностью «аэропорт Фьюмичино имени Леонардо да Винчи». Фьюмичино, если что, — тоже «какая-то деревня».

Наконец, самая распространенная мировая традиция — просто называть аэропорт по названию города, рядом с которым он расположен. Например, крупнейший европейский аэропорт во Франкфурте-на-Майне так и называется — аэропорт Франкфурта-на-Майне, ничьих имен он не носит.

Волна негодования пошла по интернету почти из всех упомянутых на сайте городов, так что митрополит Тихон уже поспешил подстелить соломки: «Мы ни в коем случае не предлагаем упразднить эти названия. Они остаются параллельно. В том числе остаются и на авиационных лоциях. Поэтому каких-то больших средств на переименования совершенно не понадобится». То есть в практическом смысле Шевкунов предлагает к каждому условному российскому «Фьюмичино» добавить российское же «имени Леонардо да Винчи».

Спасибо, конечно, но тогда заявленный просветительский смысл переименования улетучивается окончательно: в лоциях и документах обычно указывается код аэропорта, который во многих случаях не менялся с советских времен. Аэропорт Екатеринбурга «Кольцово» так и живет со свердловским кодом SVX, а казахстанский Атырау — с кодом GUW, потому что раньше город назывался Гурьев. То есть аэропорт остается со старым кодом и привычным названием, к которому добавляется чье-то имя ­— для повышения уровня осведомленности о русской истории и культуре у туристов. Логично, не правда ли?

Кому выгодно?

Ларчик открывается просто. Скорее всего, господин Шевкунов заботится о вполне материальных вещах. Тут достаточно процитировать РИА «Новости»: «При этом он отметил, что фасады аэропортов и их внутренний дизайн будут оформлены с отсылкой к выбранному… персонажу… Появятся экраны, на которых будет рассказано об этом человеке, о его вкладе в историю России».

Выбор названия в интернете может ничего и не стоит, а вот новое дизайнерское оформление, экраны, панели и так далее ­— это уже вполне понятные заказы, контракты и большие деньги. За чей счет будет весь исторический карнавал ­— понять не сложно: аэропорты заплатят дизайнерам и поставщикам оборудования за навязанный им Шевкуновым ребрендинг, а потом повысят стоимость обслуживания самолетов, а значит, авиакомпании повысят стоимость билета. В практическом смысле это будет единственный результат всей операции для жителей России.

Вполне просматривается и интерес самого митрополита: с экранами и внутренним дизайном он уже поэкспериментировал, пробив проект строительства в городах страны павильонов «Россия — моя история». Единственные и главные экспонаты в них — те самые экраны, по которым показывают истории про историю. Строительство и оборудование этих заведений было оплачено из бюджетов, и причастные люди, и структуры получили вполне материальную выгоду.

Отдельная и самая, пожалуй, грустная тема — это то, какие имена получат аэропорты России в условиях насаждаемого властью мракобесия, ретроградства и милитаризма. Лермонтов, Менделеев, Карамзин, Пушкин и Чайковский — это все прекрасно, но что-то подсказывает, что второпях и в патриотическом угаре в ход пойдут князья, маршалы, герои России и СССР. А также православные святые, куда же без них в наше время.