К теме домашнего насилия обращаются всегда по очень страшным, а чаще трагическим поводам. Как и сейчас. В марте Архангельскую область потрясло жестокое убийство Ольги Шляминой. Обвиняемый, частично признавший вину, сожитель Ольги — Вячеслав Самойлов. Следствие ещё продолжается.

По оценкам знакомых Ольги, и раньше сожитель мог поднять на неё руку. Разбираемся с психологом в проблеме домашнего насилия, в том, почему женщины не уходят из травматических отношений при «первых звоночках» и возможно ли изменить агрессора?

Ольга Бобрецова, психолог, занимающийся темой домашнего насилия с 2000 года, учредитель и директор АНО «Новый взгляд». Специалисты некоммерческой организации верят в равноправие полов и помогают выстраивать здоровые отношения в семье, занимаются просветительской и профилактической деятельностью по предотвращению насилия и гендерной дискриминации. Там оказывают помощь тем, кто подвергнулся жестокому обращению.



 — Когда в соцсетях появляется пост про Ольгу и ее зверское убийство, то люди в комментариях делятся примерно на два одинаковых лагеря — одна часть настроена воинствующе — убить убийцу, выступают за смертную казнь и т. д. Другая часть комментаторов не перестает задаваться вопросом: «Да что же она от него не ушла, раз он бил?». Значит ли это, что мы до сих пор живем в Средневековье, раз нет общего мнения о том, что в насилии виноват только насильник, а не жертва?

 — Может быть, не совсем Средневековье, но, тем не менее, те скрепы, которые существуют в обществе, достаточно сильны: «Сор из избы не выносим», «Какой-никакой, но муж», «Ребёнку нужен отец». Все это устаревшие стереотипы, а еще присутствует «виктимблейминг» — перекладывание ответственности на пострадавшую: «Куда твои глаза смотрели?», «Ты, что, не знала?». Насилие никогда не начинается на первом свидании. Это могут быть очень красивые, романтические отношения, задаривание любовью. Женщина попадет в психологическую ловушку. Отношения начинаются с установки: «Я так тебя люблю, что нам никто не нужен». В первую очередь происходит разрыв социальных связей, что сильно изолирует женщину. Среди наших клиентов, да и из близкого окружения достаточно таких примеров. Моя хорошая знакомая оказалась в подобной ситуации, несмотря на то, что я уже работала в кризисном центре, 15 лет понадобилось для того, чтобы она ушла из этих отношений, потому что потом появляется ещё и страх.

 — Немного похоже на механизм попадания в секту. Человек, может, и понимает, что-то идёт не так, но самому себе признаться, что совершил ошибку, поверил в какую-то чушь, бывает очень сложно.

 — Так действует защитный механизм психики. Мозг не может постоянно испытывать негативные эмоции и переживания. Это вытесняется, и мы склонны верить во что-то светлое и радужное. Также сложно, когда у женщины нет собственных ресурсов, собственного жилья, нет поддержки родственников. Зачастую у пострадавших, которые обращаются к нам, родственники уверены: «Ты вышла замуж, теперь должна быть „за мужем“, развод — позор для семьи». Поэтому жертвы домашнего насилия вынуждены искать кризисные центры, уезжать за сотни и тысячи км от дома. По СЗФО у нас не так много кризисных центров, бывали случаи, когда мы предлагали убежище в других регионах РФ. То есть это полная смена всего, на такое нужно решиться.

Возвращаясь к комментариям про Ольгу, в соцсетях часто пишут: «Надо было от него уходить». Тут, конечно, понятны чувства мамы и ее знакомых. Это бы спасло жизнь Ольги. Наверняка (мы можем только предполагать) ей было сложно принять такое решение — просто уйти, очень страшно, ведь часто абьюзеры преследуют своих жертв.

 — Типичная ли это ситуация, когда жертвой становится девушка, которую характеризуют, как имеющую свою гражданскую позицию, с сильным характером? Она участвовала в конкурсе красоты «Королева леса» в 2018 году, у неё была работа, по словам коллег, она выглядела как независимый человек.


Фото Ольги Шляминой VK

 — Давайте вспомним истории певицы Валерии, Жасмин, Лободы, Агурбаш, Орбакайте. Медийные личности, с финансами, связями. Все непросто. А когда дело касается нас — «простых смертных», при условии, что недостаточно кризисных центров, недостаточные законодательные механизмы, отсутствие порой квалифицированных специалистов, то здесь все ещё сложнее. Одна наша клиентка обращалась в Аппарат уполномоченного по правам ребенка на региональном уровне, заявляла, что она ушла от мужа, что ей с ребёнком нужна поддержка. Ей сказали, что она не похожа на жертву домашнего насилия. И я не знаю, по каким критериям они выносят такие заключения, наверное, женщина-жертва выглядит так: сломанная рука, на костылях, «с синдромом очков».

Для справки: В Вельске есть убежище для женщин, которые подверглись домашнему насилию, но хотят выбраться из этого круга. Кризисный центр рассчитан на шесть человек. Этого, конечно, недостаточно для области с населением 1 млн 200 тысяч человек. Впереди у АНО «Новый взгляд» и центра в Вельске проект для сельских женщин, реализуемый на средства президентского гранта. Проблема домашнего насилия в сельской местности стоит ещё острее, потому что там к стандартным для такого вопроса проблемам прибавляются ещё и узкие связи, кумовство.

 — В Архангельске был случай, когда женщина обращалась за помощью в полицию, а ей отказали, дело не возбудили. Полицейский халатно отнесся к заявлению. Потом женщину убил ее сожитель, на которого она и писала заявление. Этого полицейского, конечно, судили, по статье «Халатность». Реального срока он не получил. По решению суда — три года условно.

 — Статья «Халатность» — мягкая. Специалисты, занимающиеся проблемой домашнего насилия, считают, что это не халатность, а по меньшей мере статья «Оставление в опасности» — уже более тяжкая.

 — Сами абьюзеры обращаются за психологической помощью или это очень редкая ситуация?

 — С 2007 года в Северо-Западном федеральном округе получила развитие модель помощи лицам, применяющим насилие в близких отношениях. Коллеги из Санкт-Петербурга - организация М21 - проводили два обучающих семинара в Архангельске. У нас есть специалисты, которые прошли обучение и могут работать по этой программе. Я проходила обучение в М21 и у одного из авторов данной методики Ханса Оберга — основателя шведского центра по работе с насилием. У меня в практике было несколько мужчин, которые проходили терапию. Большую часть из них ко мне приводили женщины. Мужчина ударил сожительницу впервые в жизни, она на следующий день, когда он ушёл на работу, собрала вещи и с ребёнком ушла к родителям, обратилась к нам в центр. Мы начали работать с ней. Ситуация такая: он неплохой муж, хороший отец, просит прощения и умоляет вернуться, но женщина его просто боится. Тогда мы предложили продолжить работу по восстановлению ресурса с ней и начать работу с обидчиком. Он прошёл терапию. Через несколько лет мы встречались с этой женщиной. Она рассказала, что они зарегистрировали брак, родили второго ребёнка. И сейчас в отношениях все хорошо. Она среагировала весьма грамотно в этой ситуации. Изменения возможны, но их важно осознавать самому мужчине. Но ресурсов, конечно, на работу и с жертвой, и с обидчиком, у нас не хватает. У нас есть такая услуга по работе с абьюзерами, но активно мы ее не продвигаем. Если мужчина сам понимает, что разрушает семью, причиняет боль, создает опасность — на основе этой мотивации он готов к терапии и к изменениям. А если присутствует формальное отношение «лишь бы отстали», то такого мужчину в работу не берем. Нельзя насильно причинять добро.

 — Как вы относитесь к законопроекту «О домашнем насилии»?

 — Закон называется «О профилактике семейно-бытового насилия». Главное слово здесь профилактика, а не карательная функция. Советую всем читать законопроект на сайте Совета Федерации — первоисточник. К сожалению, проблема нашего общества в том, что не все критически относятся к информации, не доходят до первоисточника, полагаются на мнения других. Сейчас работу над законопроектом откладывали из-за пандемии, а мы выяснили, что во время пандемии случаи домашнего насилия участились на 30%. Эти цифры и по области, и в целом по стране. Также один из плюсов законопроекта — это предложение замены наказания, как и в других странах. Никому не нужно переполнять тюрьмы. Все понимают, что система исполнения наказаний обладает условным исправительным эффектом. Можно отмечаться в полиции, какое-то время обидчик может быть дистанцирован от пострадавшей, но при условии прохождения терапии, шанс на изменение есть. Порочный круг насилия может прерваться. У коллег с Урала есть опыт хороших взаимоотношений с УФСИН. Там психолог работает с абьюзерами в колониях. Терапия дает хорошие результаты.

Сейчас Россия — одна из двух стран бывшего СССР, где ещё не принят закон «О домашнем насилии».
Ещё одной проблемой является информационный вакуум, мы не знаем все ли женщины обладают информацией. Мы не можем охватить 100% нашей целевой аудитории.

 — Как узнать, что у коллеги или у знакомой дома есть проблема насилия? Если это не близкий человек, реально ли понять, вовремя помочь?

 — В целом, это вопрос формирования нетерпимости к насилию в обществе. И это задача государства. Патриотические программы есть, установки ответственного отношения к своему здоровью — есть, антикоррупционная политика внедряется, начиная с детского сада — дошкольники участвуют в конкурсе рисунков на тему коррупции. Инициативы снизу идут — мы поднимаем информационные кампании, но в целом, в обществе остается позиция: «Моя хата с краю, зачем я полезу в чужую семью». Мы всегда советуем, если вы что-то замечаете, задайте вопрос, наедине, не публично, дайте понять, что к вам можно обратиться, подскажите информацию про кризисный центр и телефон доверия.

 — Как к проблеме относится такой институт гражданского общества как церковь?

 — Среди священнослужителей есть полярные мнения. Например, в Подмосковье есть убежище «Китеж», кризисный центр. Их поддерживает церковь. Они полностью разделяют позицию о том, что семья не может быть местом, где бьют друг друга. Это безопасность, прежде всего. В Южном федеральном округе есть ряд священнослужителей, которые работают со своей паствой, продвигая идеи о том, что насилие в семье неприемлемо. В СЗФО тоже есть такие священнослужители. Но есть, конечно, другие мнения.

Насилие рядом с нами, оно не различает ни чинов, ни сословий. Власть и контроль — основа насилия в близких отношениях. Каждая пощечина может стать последней.

8(800)7000–600 — Всероссийский телефон доверия работает круглосуточно. Психологи рекомендуют фиксировать все побои, рассказывать о побоях знакомым.

Помощь юристов при написании заявления в полицию — здесь.

Беседовала Анна Морозова