Сегодня, 2 сентября, психологи УФСИН отмечают свой профессиональный праздник. В Архангельской области в системе работают 63 психолога, половина из них — это гражданский персонал. Психологи помогают справиться с депрессией, снизить уровень агрессии, сделать так, чтоб человек больше не возвращался в тюрьму, нашел смысл в жизни и не вредил себе и другим. Конечно, работают сотрудники психологической службы не только с осужденными и подследственными, помогают и коллегам из системы УИС справиться подчас с очень нелегкой работой.

С 2013 года в России функционируют межрегиональные отделы психологической работы. Один из таких отделов возглавляет Дроздова Ольга Игоревна. Её отделение курирует девять территориальных округов в Северо-Западе.



Ольга Игоревна пришла на работу в УФСИН на должность программиста, чтобы работать по своей первой специальности, работая в УИС, получила образование психолога в московском вузе и продолжила службу, но уже в новой должности. С ИА «Двина Сегодня» психолог поделилась секретами работы «по ту сторону решётки».

 — Есть ли среди психологов УФСИН разделение — одни работают с сотрудниками, другие с осужденными?

 — Конечно, есть своя специфика, но иногда в лабораториях работают по два-три человека, они болеют, уходят в отпуск, и приходится подменять друг друга. Психолог помогает осуждённым спокойно отбыть срок, готовит к ресоциализации — ему необходимо быть готовым к свободе, уметь на воле противостоять манипуляциям. Ведь именно это чаще всего и приводит к преступлениям. У нас есть разные программы — по профилактике суицидов, рецидивов преступлений, снижение агрессии, некоторые из методических разработок признаны коллегами на федеральном уровне.

 — С какими запросами приходят к психологу осужденные?

 — Трудность в том, что для осуждённого обратиться к психологу — это обратиться к сотруднику с просьбой. Это происходит нечасто. Но есть выход, когда психолог сам приходит в отряд, проводит беседу, а после предлагает участие в тренинговой работе. Часто они соглашаются. Все осуждённые, которые приходят в учреждения, проходят через отряд карантин, там проводится диагностическое исследование. С помощью данных этого исследования и беседы выявляются те маркеры психологического воздействия, корректируя которые, возможно изменить поведение осуждённого и его отношение, как к преступлению, так и к жизни. Кто-то из осуждённых готов на такую работу, кто-то нет. Тогда проводятся, как я их называю, косвенные мероприятия — показываем фильмы определённой тематики, потом беседуем. Если кто-то из осуждённых находится сторонним наблюдателем, не участвует, то он слышит мнение других. У него идёт внутренний диалог. В учреждениях много наглядной агитации, психологи выступают с лекциями, беседами. Часто они выглядят как «беседы за жизнь». На самом деле такие разговоры методологически подкреплены опытом пенитенциарной психологии.

 — Ещё психолог может прийти без формы, это тоже как-то помогает осужденным довериться?

 — Да, у нас в должностных обязанностях прописано, что психологи имеют право на работу в одежде гражданского образца. В связи с тем, что большинство пенитенциарных психологов женщины, руководству учреждения проще и спокойнее осуществлять сопровождение, если они в форме. Из 63 психологов — больше половины гражданские. Так что, получается, что мало кто ходит в форме.

 — Сложнее ли работать психологом в колонии, чем в частной консультации?

 — Мы все работаем с людьми. Ты должен быть хорошим аналитиком, должен уметь грамотно интерпретировать тесты, которые проводишь для осужденных или сотрудников. Основное — это работа с людьми — или с группой, или индивидуально. Нельзя выделять работу пенитенциарного психолога, говоря о ней, что она сложнее. Нет, люди везде одинаковые, единственное, что приходя в колонию, психолог должен научиться абстрагироваться от «статьи», по которой осужденный отбывает срок. Он должен перед собой видеть человека с запросами, а иногда, после знакомства с материалами личного дела, относиться к осужденному как к клиенту бывает очень трудно.

Среди психологов есть специалисты узкой направленности: кто-то работает с детско-родительскими отношениями, кто-то разбирает проблемы «взрослый со взрослым», кто-то работает с тренингами личностного роста. Психолог УФСИН должен уметь всё. Важно в пенитенциарной системе обучаться, повышать квалификацию, изучать инновационные методы.

Бывает так: проблема на службе, руководитель и подчиненный не могут наладить между собой контакт, а когда начинаешь разбираться, то оказывается, что подчинённый — младший по возрасту — воспринимает руководителя, как своего отца. В детстве у него были проблемы в детско-родительских отношениях. Есть нерешённая проблема с отцом, и на работе они накладываются одна на другую. Сам работник не имеет ничего против руководителя, но подсознательно эта проблематика выходит в рабочие отношения.

 — То есть правда, что все проблемы из детства…

 — Да, много проблем из детства. Они просто сублимируются, проявляя себя по-другому в нашей взрослой жизни.

 — Психолог, не глядя в личное дело, может определить, кто перед ним — мошенник, убийца, маньяк?

 — Есть мошенники, которые сами разрабатывают схему преступления, сами его совершают, предположим, крадут деньги со счетов. Бывает по-другому: один человек в мошеннической схеме — разработчик, другой — операционист. Личностные черты уже будут другие, а статья одна. Тут скорее разговор о личностных особенностях.

Предположим, человека, совершившего преступление, можно охарактеризовать, как ригидного, неспешного, все его действия четко выстроены, он несколько раз прорабатывает одну и ту же схему. С такими личностными особенностями он может, как преступления планировать, так и проверять, например, технику пожарной безопасности на производстве. Здесь, в законной деятельности, его личностные особенности будут важны — со своей скрупулезностью, точностью, цикличностью в действиях он будет эффективен, просто «золотой специалист». В плане преступления он тоже будет эффективен, потому что продумает все до мелочей.

— Бывают ситуации, что сотрудник колонии заметил какие-то отклонения в поведении осужденного. Может он позвать психолога, чтобы разобраться в ситуации, вдруг у человека суицидальные мысли?

 — Вы рассказываете про идеальный алгоритм работы в колонии. Это так и должно быть. Если любой сотрудник заметил, что осужденный сегодня грустный, сидит, делает свою швейную, предположим, работу методично, но что-то с ним не так. Он или не улыбается, или наоборот слишком эмоционально возбужден. К сожалению, иногда, получается, что приходится работать постфактум. Разбирая ситуации суицида, оказывается, что все было на поверхности. Мы всегда объясняем, что в любой ситуации можно пообщаться с другими осужденными, кто-то из них может также выступить в роли психолога, рассказать свою историю. Есть явный суицид и демонстративно-шантажный, когда человек хочет больше привлечь к себе внимание, чем навредить себе, но переигрывает и погибает.

В работе с этой проблемой есть позитивный момент — на протяжении нескольких лет сотрудники научились выявлять и предотвращать суициды.

 — Был ли у вас опыт работы с осуждёнными по резонансным делам, например, прошлогоднее дело о жестоком убийстве несовершеннолетней её же сверстницами?

 — Они находятся в изоляторе. Спрашивать, зачем они это сделали, смысла никакого нет, здесь нужна постоянная работа психолога. Несомненно была агрессия, возможно накопленная в семье, желание показать себя независимой, самореализоваться за счет другого. Здесь нужна планомерная работа, это большой труд. Подросток должен быть к нему готов. После суда они уедут из области — у нас нет колонии для несовершеннолетних девочек. Психологи в других территориальных органах, я надеюсь, смогут им помочь осознать содеянное.

Несколько лет назад я приехала в одну из колоний, куда только пришел этап. В карантине больше суток осужденный отказывался от приема от пищи. Первый раз в жизни, перед тем как идти к осужденному, я ознакомилась с личным делом. Отец долгое время насиловал девочку с 2–3 лет. Об этом случайно узнала учитель школы из разговора с ребёнком. Запрос сотрудника колонии был на то, чтоб осуждённый ничего с собой не сделал, чтоб он начал есть. А я прекрасно понимала, почему он так себя ведет. Осужденный боялся идти в колонию, потому что он осужден по статье, из-за которой ему страшно идти в среду осужденных. Здесь как раз мои личные эмоции и чувства не должны соприкасаться со служебными обязанностями. Это самое сложное. Голодовка была снята, ничего с собой в карантине этот осужденный не сделал, знаю, что по сегодняшний день он отбывает наказание в этой колонии.

 — А были ли случаи, когда ваша работа положительно сказывалась на дальнейшей жизни осуждённого?

 — До сих пор хорошо помню этого осуждённого. До того, как попасть в колонию, он хорошо играл на гитаре, выступал в ресторанах, очень любил женщин. Был очень видным мужчиной. В колонии у него был обнаружен рак горла третьей степени, он был прооперирован. После операции у него была вставлена трубка, петь он не мог, разговаривал с трудом. У осуждённых с ним возникали сложности. Он понимал, что в отряде он не пользуется авторитетом, и нашёл для себя нишу — постоянно писал жалобы, провоцировал конфликты и ссоры с другими осуждёнными в отряде. Для начальника отряда он был головной болью.

Мы с другим психологом по очереди раз в неделю ходили к этому осуждённому, проводили с ним занятия, беседовали, слушали. Чаще всего, так как ему тяжело было говорить, он писал свои мысли, рассуждения в специальную подаренную ему тетрадь. Мы его сразу предупредили, что женщины в зону ходят редко, поэтому продолжим мы занятия, если начальник отряда не будет против, если не будет никаких дисциплинарных взысканий. Он понимал, что он будет освобождаться, а идти некуда, знакомых нет. Хорошо было бы познакомиться с женщиной, он здоровый мужчина, готов работать в сельском хозяйстве, на гитаре играет. Мы с ним начали писать письма в «Клуб знакомств».

Это был один из таких моментов, когда начальник отряда ходил и говорил: «Спасибо, что вы с ним сделали?». В отряде обстановка стала намного стабильней и спокойней. Освободившись, этот осужденный через полгода или год где-то в газете опубликовал благодарность сотрудникам медицинской части колонии и мне.

Беседовала Анна Морозова
Фото: пресс-служба УФСИН региона, архив УФСИН