В рамках «Европейской весны» в Архангельске представили мюзикл питерского ТЮЗа «Лёнька Пантелеев», который ещё до показа называли главным событием фестиваля
Жизнь легендарного питерского налётчика до сих пор окутана целым ворохом тайн, домыслов и цензурированных штампов. Создатели спектакля представили на площадке Архангельского драмтеатра действо яркое и остроумное, позволяющее взглянуть на личность одного из самых знаменитых бандитов эпохи НЭПа с совершенно иного ракурса, отличного от того, что представлялось не только в криминальных сводках начала двадцатых, но и от того, что написано его многочисленными биографами – в мюзикле это романтик, одержимый идеей свободы, но не знающего, что с этой свободой делать. Впрочем, кто знает – возможно, так оно и было.
Когда именно товарищ Леонид Иванович Пантёлкин стал Лёнькой Пантелеевым, доподлинно неизвестно, – вероятнее всего, это случилось тогда, когда мрачная эпоха военного коммунизма сменилась весёлым временем новой экономической политики. Это короткое дуновение свободы и породило, пожалуй, самого известного в послереволюционном Питере налётчика, успевшего стать практически фольклорным персонажем.
Создатели мюзикла, по-видимому, и сделали акцент именно на городской фольклор, разбавив его целой кучей музыкальных и хореографических номеров, несмотря на прослеживающиеся на протяжении всего действа явные анахронизмы. А вот, что показалось неожиданным, но при этом совершенно логичным – так это связь с нынешней реальностью. Нет, даже не с лихими девяностыми, сравнение с которыми бросается в глаза в первую очередь, не этакий «Бандитский Петербург» начала 20-х годов прошлого века – главным связующим звеном стало понятие «свобода». А этот период жизни Лёньки Пантелеева, романтика, склонного к эпатажу и театральности даже во время налётов, просто перевёл его из одного направления поиска свободы в совершенно иной.
Сначала Леонид Пантёлкин искал свободу, штурмуя ворота Зимнего в 1917-м, воюя в рядах РККА с «угнетателем» Юденичем, подавляя крестьянские бунты под Полтавой и работая в петроградском ГПУ. А после его увольнения из органов, якобы по сокращению штатов, в истерзанной Гражданской войной стране грянул НЭП со всеми его хрестоматийными причиндалами: коррупцией, проституцией, нэпманскими гулянками и бандитизмом. Тогда-то, в 1922-м, и появился на свет Лёнька Пантелеев со своим поиском иной свободы, уже больше граничащей со вседозволенностью.
В спектакле, который изначально выстроен с изрядной долей буффонады, Пантелеев играет роль скорее романтического героя, чем бандита. Он всё хочет уехать с воровским общаком в Крым и купить пароход – тоже своеобразный символ свободы, подчиняющийся лишь воле волн.
То, что настоящей свободы в стране нет и не будет, символично представляет появляющийся то и дело на арьерсцене пароход с некими обезличенными физкультурниками – по-видимому, одна из наиболее выразительных декораций сорежиссёра спектакля Максима Диденко (вспомнить хотя бы его корабль в уличном спектакле «Путями Каина», поставленный в Архангельском молодёжном театре).
Плюс ко всему действие то и дело прерывается разного рода «лирическими отступлениями» вроде выкриков из зала некоего возмущённого «зрителя», обвиняющего авторов в плагиате, или диалогом актёров, сбросивших маски своих персонажей и спорящих о том, есть ли свобода сейчас или это лишь иллюзия – так, как это было в «лихих 20-х». Кстати, такие отступления воспринимаются весьма органично, поскольку актёры как раз спорят, полностью оставаясь в образах своих героев: Лёнки Пантелеева и его бывшего боевого товарища, комиссара ГПУ Смирнова. Оказывается, что за ушедшие почти сто лет так ничего и не изменилось ни для искателей свободы, ни для приверженцев порядка в ежовых рукавицах. И теперь уже сам Лёнка Пантелеев словами играющего его актёра как-то незаметно выносит в зал сакраментальную истину «век свободы не видать». Да и сама эта свобода остаётся понятием исключительно субъективным – для кого-то это белый пароход в открытом море, для кого-то – когда у половины зрителей в зале по машине.
О том же говорят и создатели мюзикла Николай Дрейден и Максим Диденко: «Это спектакль о любви, о компромиссах и о крахе мечты. Все гуще и гуще мы погружаемся в это сытое состояние, когда мечта становится рутиной. А почему так происходит? Потому что идёшь на компромиссы: где-то приспустишь – и, думаешь: ничего страшного. Покрасивше замажешь пустоту, чуть приукрасишь – прокатит!.. Это и есть компромисс. Жизнь – это как текстовой редактор. Она постоянно редактирует тебя, предлагая поменять слово. Жить – это значит отключить функцию автоматической замены слов, проверяя ошибки самому» (взято с сайта Максима Диденко).
В любом случае, мюзикл никак не претендует на биографическую точность. Напротив, это некая забавная утопия с серьёзным подтекстом. Буффонады добавляют подчёркнуто комичные персонажи бандитов, проституток, нэпманов и даже пьянющего в хлам ГПУшника – иначе бы и не получилась бы настолько атмосферно гипертрофированная стилистика двадцатых в духе, например, Хармса. Верхом же всей этой буффонады стал образ сестры ГПУшника Люси Смирновой, который напрочь смёл все попытки воспринимать спектакль только как некую философскую притчу о крахе мечты. Люся Смирнова – это отдельный номер в стилистике «Лицедеев», впрочем, как и все музыкальные и хореографические номера, из которых соткан сюжет мюзикла. Они вполне могут существовать отдельно – такое уже было замечено в «Конармии», представленной на прошлой «Европейской весне». Добавить ко всему живой джаз-банд, контрабасиста-ведущего и потрясающее музыкальное решение Ивана Кушнира – получается то самое обвинение подсадного зрителя в плагиате на «Трёхгрошовую оперу» Бертольта Брехта перенесённое в бандитский Петроград 20-х, где «Нищие нищенствуют, воры воруют, гулящие гуляют». Однако в отличие от брехтовского Мэкки-Ножа, поиск свободы театрального Лёнки Пантелеева заканчивается петлёй под лозунги вечно живого Ильича, заменившего повешенье расстрелом, а реального – пулей на хате питерской проститутки и выставлением тела в морге на потребу горожанам, не поверившим в конец легенды (опять же, как и Ильича).
А ведомый суровыми физкультурницами белый пароход под красными вымпелами так и продолжает курс в поисках этой недостижимой истины-свободы куда-то в кулисы, по направлению к нашему времени.
Неизвестно, с истиной или без, но корабль доплывёт, по крайней мере, до Архангельска – уже в сентябре постановщик «Лёньки Пантелеева» Николай Дрейден и балетмейстер спектакля «Путями Каина» Полина Митряшина начнут ставить в архангельской Молодёжке новый спектакль.
Александр МакГрэгор
Фото Екатерины Чащиной
Жизнь легендарного питерского налётчика до сих пор окутана целым ворохом тайн, домыслов и цензурированных штампов. Создатели спектакля представили на площадке Архангельского драмтеатра действо яркое и остроумное, позволяющее взглянуть на личность одного из самых знаменитых бандитов эпохи НЭПа с совершенно иного ракурса, отличного от того, что представлялось не только в криминальных сводках начала двадцатых, но и от того, что написано его многочисленными биографами – в мюзикле это романтик, одержимый идеей свободы, но не знающего, что с этой свободой делать. Впрочем, кто знает – возможно, так оно и было.
Когда именно товарищ Леонид Иванович Пантёлкин стал Лёнькой Пантелеевым, доподлинно неизвестно, – вероятнее всего, это случилось тогда, когда мрачная эпоха военного коммунизма сменилась весёлым временем новой экономической политики. Это короткое дуновение свободы и породило, пожалуй, самого известного в послереволюционном Питере налётчика, успевшего стать практически фольклорным персонажем.
Создатели мюзикла, по-видимому, и сделали акцент именно на городской фольклор, разбавив его целой кучей музыкальных и хореографических номеров, несмотря на прослеживающиеся на протяжении всего действа явные анахронизмы. А вот, что показалось неожиданным, но при этом совершенно логичным – так это связь с нынешней реальностью. Нет, даже не с лихими девяностыми, сравнение с которыми бросается в глаза в первую очередь, не этакий «Бандитский Петербург» начала 20-х годов прошлого века – главным связующим звеном стало понятие «свобода». А этот период жизни Лёньки Пантелеева, романтика, склонного к эпатажу и театральности даже во время налётов, просто перевёл его из одного направления поиска свободы в совершенно иной.
Сначала Леонид Пантёлкин искал свободу, штурмуя ворота Зимнего в 1917-м, воюя в рядах РККА с «угнетателем» Юденичем, подавляя крестьянские бунты под Полтавой и работая в петроградском ГПУ. А после его увольнения из органов, якобы по сокращению штатов, в истерзанной Гражданской войной стране грянул НЭП со всеми его хрестоматийными причиндалами: коррупцией, проституцией, нэпманскими гулянками и бандитизмом. Тогда-то, в 1922-м, и появился на свет Лёнька Пантелеев со своим поиском иной свободы, уже больше граничащей со вседозволенностью.
В спектакле, который изначально выстроен с изрядной долей буффонады, Пантелеев играет роль скорее романтического героя, чем бандита. Он всё хочет уехать с воровским общаком в Крым и купить пароход – тоже своеобразный символ свободы, подчиняющийся лишь воле волн.
То, что настоящей свободы в стране нет и не будет, символично представляет появляющийся то и дело на арьерсцене пароход с некими обезличенными физкультурниками – по-видимому, одна из наиболее выразительных декораций сорежиссёра спектакля Максима Диденко (вспомнить хотя бы его корабль в уличном спектакле «Путями Каина», поставленный в Архангельском молодёжном театре).
Плюс ко всему действие то и дело прерывается разного рода «лирическими отступлениями» вроде выкриков из зала некоего возмущённого «зрителя», обвиняющего авторов в плагиате, или диалогом актёров, сбросивших маски своих персонажей и спорящих о том, есть ли свобода сейчас или это лишь иллюзия – так, как это было в «лихих 20-х». Кстати, такие отступления воспринимаются весьма органично, поскольку актёры как раз спорят, полностью оставаясь в образах своих героев: Лёнки Пантелеева и его бывшего боевого товарища, комиссара ГПУ Смирнова. Оказывается, что за ушедшие почти сто лет так ничего и не изменилось ни для искателей свободы, ни для приверженцев порядка в ежовых рукавицах. И теперь уже сам Лёнка Пантелеев словами играющего его актёра как-то незаметно выносит в зал сакраментальную истину «век свободы не видать». Да и сама эта свобода остаётся понятием исключительно субъективным – для кого-то это белый пароход в открытом море, для кого-то – когда у половины зрителей в зале по машине.
О том же говорят и создатели мюзикла Николай Дрейден и Максим Диденко: «Это спектакль о любви, о компромиссах и о крахе мечты. Все гуще и гуще мы погружаемся в это сытое состояние, когда мечта становится рутиной. А почему так происходит? Потому что идёшь на компромиссы: где-то приспустишь – и, думаешь: ничего страшного. Покрасивше замажешь пустоту, чуть приукрасишь – прокатит!.. Это и есть компромисс. Жизнь – это как текстовой редактор. Она постоянно редактирует тебя, предлагая поменять слово. Жить – это значит отключить функцию автоматической замены слов, проверяя ошибки самому» (взято с сайта Максима Диденко).
В любом случае, мюзикл никак не претендует на биографическую точность. Напротив, это некая забавная утопия с серьёзным подтекстом. Буффонады добавляют подчёркнуто комичные персонажи бандитов, проституток, нэпманов и даже пьянющего в хлам ГПУшника – иначе бы и не получилась бы настолько атмосферно гипертрофированная стилистика двадцатых в духе, например, Хармса. Верхом же всей этой буффонады стал образ сестры ГПУшника Люси Смирновой, который напрочь смёл все попытки воспринимать спектакль только как некую философскую притчу о крахе мечты. Люся Смирнова – это отдельный номер в стилистике «Лицедеев», впрочем, как и все музыкальные и хореографические номера, из которых соткан сюжет мюзикла. Они вполне могут существовать отдельно – такое уже было замечено в «Конармии», представленной на прошлой «Европейской весне». Добавить ко всему живой джаз-банд, контрабасиста-ведущего и потрясающее музыкальное решение Ивана Кушнира – получается то самое обвинение подсадного зрителя в плагиате на «Трёхгрошовую оперу» Бертольта Брехта перенесённое в бандитский Петроград 20-х, где «Нищие нищенствуют, воры воруют, гулящие гуляют». Однако в отличие от брехтовского Мэкки-Ножа, поиск свободы театрального Лёнки Пантелеева заканчивается петлёй под лозунги вечно живого Ильича, заменившего повешенье расстрелом, а реального – пулей на хате питерской проститутки и выставлением тела в морге на потребу горожанам, не поверившим в конец легенды (опять же, как и Ильича).
А ведомый суровыми физкультурницами белый пароход под красными вымпелами так и продолжает курс в поисках этой недостижимой истины-свободы куда-то в кулисы, по направлению к нашему времени.
Неизвестно, с истиной или без, но корабль доплывёт, по крайней мере, до Архангельска – уже в сентябре постановщик «Лёньки Пантелеева» Николай Дрейден и балетмейстер спектакля «Путями Каина» Полина Митряшина начнут ставить в архангельской Молодёжке новый спектакль.
Александр МакГрэгор
Фото Екатерины Чащиной