Мировая премьера нового фильма Кристофера Нолана «Дюнкерк», безусловно, является главной сенсацией нынешнего непростого, холодного лета. Одно из самых загадочных событий Второй мировой войны, эвакуация почти трёхсот сорока тысяч британских, французских и бельгийских солдат и офицеров, практически всего экспедиционного корпуса Великобритании явилась одновременно и большой победой, и беспримерным поражением.
Поначалу оставшиеся фактически без сухопутных войск британцы рассчитывали вернуть на острова не более 40 тысяч бойцов, а сумели вывезти практически всех. Количество технически исправных танков, при сопоставимых и даже несколько худших технических параметрах, в составе немецких войск, атаковавших Францию в мае 1940-го года не превышало 2200. Это было меньше более чем в два раза, чем у англо-французской коалиции. Если учесть столь важный нюанс, то такое достижение, как блестящая эвакуационная кампания выглядит не очень-то внушительно на фоне полного провала обороны. Тем более, эвакуация напоминала бегство: на побережье осталась брошенной вся тяжёлая техника и вооружение.
Парадоксальность Дюнкерка была и в том, что Гитлер решил не использовать всю мощь своей армии для того, чтобы уничтожить британскую сухопутную группировку, приказав ограничиться лишь бомбардировками песчаного побережья. Они оказались не очень-то эффективными, так как «Юнкерсы» и «Мессершмиты» испытали все прелести общения с высокоскоростными новенькими «Спитфайерами», имевшими большую, даже по нынешним меркам, огневую мощь - восемь пулеметов, расположенных в крыльях, по 250 патронов боекомплекта каждый. К слову сказать, с 1943 года усовершенствованная модификация «Спитфайра» в большом количестве поставлялся по ленд-лизу в СССР, так как только этот самолет был способен сбивать германские машины на больших высотах.
Одна из самых популярных версий, объясняющих странный приказ Гитлера прекратить наступление на позиции англичан: он хотел тем самым добиться их расположения, чтобы подписать мирный договор. Намерение само по себе абсурдное, резко контрастирующее с невероятной военной удачей немцев, удивившей и напугавшей тогда весь мир, зато прекрасно гармонирующее с идиотизмом расовой теории Третьего рейха. Как можно объяснить чудовищное поражение французов и англичан и, вместе с тем, как правильно понять чудесную причину спасения сухопутных войск Великобритании и природу ее последующей победы? Вот вопрос, на который пытается дать ответ режиссер. И, надо сказать, делает он это блестяще.
Сюжетная канва фильма делится на три линии повествования: небольшая британская посудина «Лунный камень» отправляется в Дюнкерк спасать войска. Владелец судна мистер Доусон выходит в море с экипажем из двух человек – своим сыном и увязавшимся с ним другом не только по зову сердца, но и для того, чтобы избежать его принудительной конфискации. В Дюнкерке молодой француз, прорываясь через линию своей обороны, спешит на берег, с тем, чтобы попасть на уходящее в Британию судно. Заполненный здоровыми вооруженными людьми песчаный берег бомбит «лапотный» – с неубирающимся шасси – «Юнкерс» – мы видим разрывающиеся тела и таинственное бессилие огромной массы современных вооруженных людей, неспособных на сопротивление. Этот француз смог прорваться на санитарное судно, оно уже отходит от берега, но попадает под обстрел немецких самолетов и тонет. Дюнкерк предстает некоей «черной дырой», в которой исчезает, аннигилируется, в конвульсиях и судорогах чудовищное количество живой материи, а сам фильм начинает смотреться, как некое новое и неожиданное продолжение более раннего шедевра Кристофера Нолана – «Интерстеллар». Третья линия – помощь со стороны пары «Спитфайров», одного из которых сбивают и пилота спасает «Лунный камень», а второй на излете, без бензина, с выключенным двигателем планирует над песчаной бровкой Дюнкерка и каким-то чудом – а весь Дюнкерк мистичен – сбивает обстреливавший позиции союзников немецкий самолет. Пилот опять-таки чудом сажает самолет на песчаный берег и трагически гибнет, спасенная благодаря искусству и героизму летчика сухопутная биомасса ничем помочь ему не смогла, или не захотела.
В чем же причина «скорбного бессилия» англичан и французов в те дни? Что мешало им оказать достойное сопротивление немецкой армии, что превращало их даже не в пушечное мясо, а в ритуальных жертвенных животных, неспособных сопротивляться, покорно воспринимающих свою близкую неестественную гибель, и, вместе с тем, всеми силами старающихся ее отодвинуть, подставив вместо себя ближнего?
Ответ содержится в самом вопросе – неспособность на самопожертвование, жизнь ради другого человека. На протяжении всего фильма мы видим охваченных ужасом, живущими лишь зовом инстинкта к выживанию трусоватых солдат – конечно, не без ярких, но крайне редких исключений. Что же лишило этой, казалось бы, неотъемлемой части христианского менталитета французов и англичан в том далеком 1940-ом?
Кристофер Нолан дает ответ и на этот вопрос: причина – абсурдность, неэффективность самой европейской цивилизации, её правил и стандартов. Герои фильма пытаются следовать навязанным извне, при помощи СМИ чуждым здравому смыслу шаблонам. Они рабы привычек и стереотипов и потому неспособны действовать адекватно ситуации. Особенно эта нездоровая европейскость в ситуации с потопленным санитарным кораблем выглядит ярким гротеском: прибывшим на борт выдают чай и бутерброды с повидлом, под начавшимся пулеметным обстрелом с воздуха эвакуируемые боятся выйти наружу, предпочитая затыкать пальцами пулевые отверстия – такова она, нынешняя цивилизованная борьба с агрессором и утоплением.
Самопожертвованию нет места в мире цивилизации, оно самоликвидируется, становится ненужным, ведь весь мир рыночных ценностей создан для существования человека-потребителя. Вольно или невольно режиссер ставит под вопрос один из главных столпов современной науки – так называемый антропный принцип, в соответствии с которым мы должны воспринимать Вселенную немыслимой без существования человека таким, какой он есть. То есть человека, взятого лишь как стандартную биологическую и физиологическую единицу.
Едва ли есть смысл пытаться раскрыть все метафоры и тонкости сюжетной линии нового фильма и безусловного шедевра Кристофера Нолана. Хотелось бы обратить внимание на неожиданные точки пересечения с другим выдающимся произведением современного кинематографа, сделавших лето 2017-го года – фильма Андрея Звягинцева «Нелюбовь».
Картина отечественного мастера получила недавно премию жюри в Каннах и ряд гран-при престижных европейских кинофестивалей в значительной степени о том же самом. Маленький мальчик гибнет по причине сформировавшихся у его родителей стандартов поведения в условиях потребительского общества, убогих рыночных представлений о счастье и любви. И у Нолана, и у Звягинцева отсутствует беспросветность, имеются силы добра: волонтеры, мирные жители, осознающие угрозу и пытающиеся ей противостоять всеми средствами. Но и эта небеспросветность какая-то неокончательная, не всегда убедительная, тревожная. Волонтеры Звягинцева так и не смогли помочь мальчику, волонтеры Нолана более удачливы, но не факт, что спасенная мирными жителями армия, охваченная ужасом пережитого, будет способна воевать.
«Дюнкерк» вызвал всплеск положительных эмоций у британских и американских рецензентов, и довольно негативные у французских (thetimes.co.uk/article/french-furious-at-being-written-out-of-dunkirk-film-epic-33rg8m57I). И – совершенно неожиданно – выпады в сторону России, СССР (russian.rt.com/inotv/2017-07-23/V-otvet-na-kritiku-Dyunkerka). «Дюнкерк» порой оценивается, и как фильм, объясняющий причину Brexit’a, выхода Великобритании из Европейского Союза.
В некоторых европейских и российских СМИ новую картину понимают либо чересчур, на мой взгляд, восторженно-политкорректно (meduza.io/feature/2017/07/20/dyunkerk-kristofera-nolana-edinstvennaya-vozmozhnaya-pobeda?utm_source=facebook.com&utm_medium=share_fb&utm_campaign=share), либо чересчур неполиткорректно-ругательно (esquire.ru/dunkirk). Без любви и «Нелюбви». Хотя последняя многое объясняет. А посмотреть стоит и ту, и другую картины.
Иван Таращанский
Кадры из фильмов: wowhdbackgrounds.com и afisha.ru
Поначалу оставшиеся фактически без сухопутных войск британцы рассчитывали вернуть на острова не более 40 тысяч бойцов, а сумели вывезти практически всех. Количество технически исправных танков, при сопоставимых и даже несколько худших технических параметрах, в составе немецких войск, атаковавших Францию в мае 1940-го года не превышало 2200. Это было меньше более чем в два раза, чем у англо-французской коалиции. Если учесть столь важный нюанс, то такое достижение, как блестящая эвакуационная кампания выглядит не очень-то внушительно на фоне полного провала обороны. Тем более, эвакуация напоминала бегство: на побережье осталась брошенной вся тяжёлая техника и вооружение.
Парадоксальность Дюнкерка была и в том, что Гитлер решил не использовать всю мощь своей армии для того, чтобы уничтожить британскую сухопутную группировку, приказав ограничиться лишь бомбардировками песчаного побережья. Они оказались не очень-то эффективными, так как «Юнкерсы» и «Мессершмиты» испытали все прелести общения с высокоскоростными новенькими «Спитфайерами», имевшими большую, даже по нынешним меркам, огневую мощь - восемь пулеметов, расположенных в крыльях, по 250 патронов боекомплекта каждый. К слову сказать, с 1943 года усовершенствованная модификация «Спитфайра» в большом количестве поставлялся по ленд-лизу в СССР, так как только этот самолет был способен сбивать германские машины на больших высотах.
Одна из самых популярных версий, объясняющих странный приказ Гитлера прекратить наступление на позиции англичан: он хотел тем самым добиться их расположения, чтобы подписать мирный договор. Намерение само по себе абсурдное, резко контрастирующее с невероятной военной удачей немцев, удивившей и напугавшей тогда весь мир, зато прекрасно гармонирующее с идиотизмом расовой теории Третьего рейха. Как можно объяснить чудовищное поражение французов и англичан и, вместе с тем, как правильно понять чудесную причину спасения сухопутных войск Великобритании и природу ее последующей победы? Вот вопрос, на который пытается дать ответ режиссер. И, надо сказать, делает он это блестяще.
Сюжетная канва фильма делится на три линии повествования: небольшая британская посудина «Лунный камень» отправляется в Дюнкерк спасать войска. Владелец судна мистер Доусон выходит в море с экипажем из двух человек – своим сыном и увязавшимся с ним другом не только по зову сердца, но и для того, чтобы избежать его принудительной конфискации. В Дюнкерке молодой француз, прорываясь через линию своей обороны, спешит на берег, с тем, чтобы попасть на уходящее в Британию судно. Заполненный здоровыми вооруженными людьми песчаный берег бомбит «лапотный» – с неубирающимся шасси – «Юнкерс» – мы видим разрывающиеся тела и таинственное бессилие огромной массы современных вооруженных людей, неспособных на сопротивление. Этот француз смог прорваться на санитарное судно, оно уже отходит от берега, но попадает под обстрел немецких самолетов и тонет. Дюнкерк предстает некоей «черной дырой», в которой исчезает, аннигилируется, в конвульсиях и судорогах чудовищное количество живой материи, а сам фильм начинает смотреться, как некое новое и неожиданное продолжение более раннего шедевра Кристофера Нолана – «Интерстеллар». Третья линия – помощь со стороны пары «Спитфайров», одного из которых сбивают и пилота спасает «Лунный камень», а второй на излете, без бензина, с выключенным двигателем планирует над песчаной бровкой Дюнкерка и каким-то чудом – а весь Дюнкерк мистичен – сбивает обстреливавший позиции союзников немецкий самолет. Пилот опять-таки чудом сажает самолет на песчаный берег и трагически гибнет, спасенная благодаря искусству и героизму летчика сухопутная биомасса ничем помочь ему не смогла, или не захотела.
В чем же причина «скорбного бессилия» англичан и французов в те дни? Что мешало им оказать достойное сопротивление немецкой армии, что превращало их даже не в пушечное мясо, а в ритуальных жертвенных животных, неспособных сопротивляться, покорно воспринимающих свою близкую неестественную гибель, и, вместе с тем, всеми силами старающихся ее отодвинуть, подставив вместо себя ближнего?
Ответ содержится в самом вопросе – неспособность на самопожертвование, жизнь ради другого человека. На протяжении всего фильма мы видим охваченных ужасом, живущими лишь зовом инстинкта к выживанию трусоватых солдат – конечно, не без ярких, но крайне редких исключений. Что же лишило этой, казалось бы, неотъемлемой части христианского менталитета французов и англичан в том далеком 1940-ом?
Кристофер Нолан дает ответ и на этот вопрос: причина – абсурдность, неэффективность самой европейской цивилизации, её правил и стандартов. Герои фильма пытаются следовать навязанным извне, при помощи СМИ чуждым здравому смыслу шаблонам. Они рабы привычек и стереотипов и потому неспособны действовать адекватно ситуации. Особенно эта нездоровая европейскость в ситуации с потопленным санитарным кораблем выглядит ярким гротеском: прибывшим на борт выдают чай и бутерброды с повидлом, под начавшимся пулеметным обстрелом с воздуха эвакуируемые боятся выйти наружу, предпочитая затыкать пальцами пулевые отверстия – такова она, нынешняя цивилизованная борьба с агрессором и утоплением.
Самопожертвованию нет места в мире цивилизации, оно самоликвидируется, становится ненужным, ведь весь мир рыночных ценностей создан для существования человека-потребителя. Вольно или невольно режиссер ставит под вопрос один из главных столпов современной науки – так называемый антропный принцип, в соответствии с которым мы должны воспринимать Вселенную немыслимой без существования человека таким, какой он есть. То есть человека, взятого лишь как стандартную биологическую и физиологическую единицу.
Едва ли есть смысл пытаться раскрыть все метафоры и тонкости сюжетной линии нового фильма и безусловного шедевра Кристофера Нолана. Хотелось бы обратить внимание на неожиданные точки пересечения с другим выдающимся произведением современного кинематографа, сделавших лето 2017-го года – фильма Андрея Звягинцева «Нелюбовь».
Картина отечественного мастера получила недавно премию жюри в Каннах и ряд гран-при престижных европейских кинофестивалей в значительной степени о том же самом. Маленький мальчик гибнет по причине сформировавшихся у его родителей стандартов поведения в условиях потребительского общества, убогих рыночных представлений о счастье и любви. И у Нолана, и у Звягинцева отсутствует беспросветность, имеются силы добра: волонтеры, мирные жители, осознающие угрозу и пытающиеся ей противостоять всеми средствами. Но и эта небеспросветность какая-то неокончательная, не всегда убедительная, тревожная. Волонтеры Звягинцева так и не смогли помочь мальчику, волонтеры Нолана более удачливы, но не факт, что спасенная мирными жителями армия, охваченная ужасом пережитого, будет способна воевать.
«Дюнкерк» вызвал всплеск положительных эмоций у британских и американских рецензентов, и довольно негативные у французских (thetimes.co.uk/article/french-furious-at-being-written-out-of-dunkirk-film-epic-33rg8m57I). И – совершенно неожиданно – выпады в сторону России, СССР (russian.rt.com/inotv/2017-07-23/V-otvet-na-kritiku-Dyunkerka). «Дюнкерк» порой оценивается, и как фильм, объясняющий причину Brexit’a, выхода Великобритании из Европейского Союза.
В некоторых европейских и российских СМИ новую картину понимают либо чересчур, на мой взгляд, восторженно-политкорректно (meduza.io/feature/2017/07/20/dyunkerk-kristofera-nolana-edinstvennaya-vozmozhnaya-pobeda?utm_source=facebook.com&utm_medium=share_fb&utm_campaign=share), либо чересчур неполиткорректно-ругательно (esquire.ru/dunkirk). Без любви и «Нелюбви». Хотя последняя многое объясняет. А посмотреть стоит и ту, и другую картины.
Иван Таращанский
Кадры из фильмов: wowhdbackgrounds.com и afisha.ru