Пьеса Саймона Стивенса по роману Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки» – далеко не самое лёгкое театральное произведение. Инсценированная в лондонском Вест-Энде, нью-йоркском Бродвее, московском «Современнике», она успела стать обладателем многочисленных литературных и театральных премий, и тем сложнее оказалась попытка перенести её на малую сцену Архангельского драмтеатра. Однако, как показалось, несмотря на достаточно скромные возможности площадки, режиссёру Алексею Ермилышеву всё-таки удалось, насколько это вообще возможно, адаптировать пьесу к достаточно ограниченной сцене: чёрный кабинет, лаконичные декорации, отсутствие реквизита, вписанного в проецируемый на задник видеоряд, одинаково серая одежда актёров, контрастирующая с красной кофтой главного героя, мир которого замкнулся на самом себе... 

Повествование ведётся от имени 15-летнего английского подростка, страдающего синдромом Аспергера – некоей разновидностью аутизма. У подростка трудности в социальном общении, он не переносит прикосновений, не любит разговаривать, не смотрит в глаза – кстати, молодой актёр Михаил Кузьмин показался крайне убедительным в роли Кристофера. У главного героя потрясающие способности к математике, мир его чётко структурирован и логичен, что довольно удачно обыграно немногочисленными геометрическими декорациями и пластическим решением актёров второго плана. Все проявления внешней реальности – явления, предметы, люди, их поступки – что-то вроде тетриса: через призму аутического восприятия всё должно починяться жёсткой логической структуре – от бельевой верёвки до теории Большого взрыва и разлёта галактик. 

 
И вот, однажды Кристофер находит заколотую вилами соседскую собаку, и это открытие никак не укладывается в логику его мира. Чтобы вернуть этот мир на привычные рельсы, подросток начинает собственное расследование, приведшее к совершенно неожиданным результатам, которые вовсе разрушают его привычно-математическое восприятие жизни. Однако не будем запускать спойлер – спектакль содержит нарастающую с каждой сценой интригу. Скажем лишь, что и игра актёров, и многозначное обыгрывание минимальных декораций, и пластика, и даже перенос части монологов главного героя на учительницу, читающую книгу от его лица, впрочем, как и решение часть рассуждений обратить к другим персонажам, показались довольно удачными. Иначе постановка рисковала превратиться в спектакль одного актёра.